Новокаховская епархия недавно отметила свой первый юбилей — пятилетие со дня основания. Управляет ею второй год епископ Новокаховский и Генический Филарет, председатель Литургической комиссии при Священном Синоде.

Как человек основным делом своей жизни выбирает путь служения Богу? Почему богослужебные тексты сегодня не всегда совершенны? Как проходит обычный день архиерея? Об этом и многом другом — епископ Филарет рассказал PRAVMIR в УКРАИНЕ. 

«Богослужебные тексты — и поэзия, и высочайшее богословие»

— Ваше Преосвященство, редактирование богослужебных текстов — одно из основных направлений работы Литургической комиссии. Скажите, почему при этом редактировании не меняется греческий порядок слов, ведь калька с греческого не всегда понятна? Разве нельзя упростить, особенно трудные для восприятия моменты?

— Вопрос достаточно сложный и неоднозначный. Ведь богослужебный текст — это и высочайшее богословие, и одновременно поэзия. Вы попробуйте перевести на украинский или белорусский язык того же Пушкина, чтобы звучало так же сильно, как на русском, не испортив. Это сложно.

Так же и богослужебные тексты. И в комиссии мы придерживаемся принципа бережного отношения к тому, что было вначале. Да, достаточно часто греческий порядок слов как бы затемняет понимание. Но он все-таки и он — часть поэзии текста. К сожалению, сегодня мы видим много неудачных попыток «все упростить». Практически всегда это получается более чем «упрощение»… текст перестает быть богослужебным текстом.

Когда пытались переводить слово Евангелие, которое уже устоялось в русском, украинском, церковнославянском языке как «благая весть», это все равно заканчивалось какими-то анекдотами, вплоть до «хорошая новость». Но «хорошая новость» — это что завтра погода хорошая будет. Мы стараемся относиться к слову очень осторожно.

Сейчас продолжается работа над канонами свт. Спиридону Тримифутскому и иконе Божией Матери «Всецарица». Канон «Всецарице» очень востребованный. Над ним работает грамотный переводчик, который прекрасно знает и греческий, и церковнославянский языки. И канон с одной стороны на прекрасном церковнославянском, с другой стороны — легкий, понятный, без искусственного утяжеления, которое иногда встречается в старых текстах.

— В отчете комиссии отмечалось, что многие молитвы, тропари, другие богослужебные тексты «проходят мимо» Синодальной комиссии, оказываясь вне рецензии и возможности исправления. Разве члены комиссии не могут просто брать их и редактировать?

— В области богослужебных текстов у нас действительно есть такая проблема, что многие авторы изначально считают себя излишне талантливыми — ну, по меньшей мере, вторым Иоанном Дамаскиным. Думают, что если они написали какое-то богослужебное последование, то оно однозначно прекрасно. И часто автор не может «унизиться» до того, чтобы отослать свое творение к нам на рецензию.
А с полиграфией у нас все хорошо, любое издательство издаст, что хотите, и поставит чье угодно благословение. И проследить, где кто что напечатает — невозможно.

Сейчас намного проще не представить на рецензию, напечатать, а потом уже поставить перед фактом: «Ребята, так все ж уже читают эту молитву!». Но, к сожалению, такие церковные тексты часто сопровождаются своеобразным духом… не очень церковным.

— Каков в общем уровень современного богослужебного творчества?

— Увы, уровень богослужебного творчества сейчас стал ниже, чем был раньше. До революции, мы знаем, выходило достаточное количество прекрасных, грамотнейших текстов. Они были составлены священниками, епископами, мирянами — и даже женщинами. В печать проходили только качественные тексты. Все это было возможно за счет жесткой цензуры: известно, что печаталось чуть ли не 10–20% из того, что предоставлялось на рецензию. Без дозволения определенного духовного цензурного комитета никаких и разговоров не было о богослужебном использовании того или иного текста.

— Вы отмечали, что одной из проблем в деятельности комиссии является «низкая активность в епархиях». В частности, почему из епархий присылают так мало служб новопрославленным святым?

— Я понимаю епархии. С одной стороны, прославили святого — и слава Богу. Часто служат службу по Общей Минее, не в каждой ведь епархии есть песнописцы. К тому же, в епархиях есть еще много других дел. Но с другой стороны, местное и общецерковное почитание святых требует серьезной работы, никуда мы от этого не денемся.

— Как считаете, почему народ слабо почитает новомучеников?

— Знаете, это зависит от ситуации на местах. Если просто констатировать: вот, братья и сестры, сегодня прославлен такой-то святой — и все, то это одно. Но если этих святых поминать на отпустах, служить им каноны, молебны, акафисты, не побоюсь этого слова, культивировать их почитание, то это другое. Естественно, о них будут больше узнавать и люди.

Ведь канонизация святых не всегда начинается с огромного народного их почитания. Во многих епархиях местночтимые святые становились со временем общеепархиальными. Им теперь совершаются огромные соборные богослужения.

На самом деле, народ Божий любит святых. И особенно святых из новомученников, которые в большинстве своем наши земляки, чьи-то сродники. А почитание зависит от активности духовенства и осведомленности людей.

— Есть ли новомученики, которые имеют отношение к вашей епархии?

— Священомученик Матфей Александров, прославленный в соборе Запорожских святых новомученников — он служил в Верхнем Рогачике, это территория нашего Верхнерогачикского благочиния. Один из четырех новомучеников, прославленных в октябре прошлого года в Запорожской епархии в лике местночтимых святых, служил в Великой Лепетихе — она также входит в наше благочиние.

— В комиссии продолжается дискуссия относительно сочетания Таинства брака с последованием Божественной литургии. Это значит, что есть люди, которые против. Скажите, а какие аргументы против такого сочетания? Знакомый был на такой литургии в общине св. Екатерины в Киеве и был впечатлен. Разве такое сочетание не способствовало бы более сознательному отношению к этому таинству и не снизило бы количество венчаний людей, далеких от Церкви?

— Историки богослужения говорят о том, что сегодня мы не имеем четких исторических сведений об образе и способе сочетаний этих таинств. Существует несколько подходов к тому что, как и когда совершается. Есть практика Греческой Церкви, есть современная практика нашей Православной Церкви, есть практики инославных церквей, которые служат по так называемому восточному обряду. Поэтому мы и говорим, что продолжается дискуссия.

И вот то, что знакомый был на такой литургии — это грустная история, потому что этого чина общецерковного не существует. Крещальная литургия — есть, она утверждена покойным Патриархом Алексием II. А венчальная литургия — в каждом случае это литургическое «творчество» священника. И хорошо, если у него гениальное литургическое чутье, он понимает, что куда вставить. А если нет? Потому что в действительности связать воедино два эти таинства, которые в нынешнем виде слишком отличаются друг от друга — невероятно сложно.

Сейчас комиссией рассматривается несколько вариантов. Но чем «плоха» работа литургической комиссии — ее плодов не видно быстро. Нам же хочется, чтобы мы сегодня землю вспахали, завтра бросили семена, а послезавтра уже собрали урожай. Так не бывает. И касается это практически любых богослужебных изменений. Нам говорят: «Та что ж вы там делаете? Сядьте и напишите что-нибудь!».

Но не все так просто. Богослужение — это сердцевина церковной жизни! Если, не приведи Господи, мы возьмем топор и скажем: «Сейчас мы немного все поправим»,-то что получится? Грубая быстрая работа здесь недопустима, это очень опасно. Поэтому дискуссия будет продолжаться. И уверен, когда мы выйдем уже к Предстоятелю, Синоду, может быть, даже Архиерейскому Собору с конкретными предложениями, то, думаю, это будет несколько вариантов. С тем, чтобы уже они выбрали, какой лучше. Потому что комиссия комиссией, но должно быть и общецерковное восприятие.

Поэтому я всегда говорю, что деятельность Литургической комиссии — как ювелирная работа: сделал ювелир брошку — это все видят, а то, что он два года лепил какую-то филигрань — незаметно.

«Господь избавил меня от праздности. И я этим доволен»

— Новокаховская епархия вот уже 5 лет как была выделена из состава Херсонской. Ранее говорилось, что делается это с целью приблизить архиерея к мирянам и духовенству. Решают ли эту проблему небольшие размеры епархии? Можете ли Вы сказать, что чаще общаетесь с мирянами, чем архиереи более крупных епархий?

— Я не был архиереем в крупной епархии. Здесь я совершал богослужения в самых что ни на есть отдаленных селах, в очень маленьких храмах. Херсонская область огромна по территории, и такой размер епархии, как наша, действительно дает больше возможности быть ближе к духовенству и мирянам.

Но собственно, это еще и от архиерея зависит, от его желания. Я знаю епископов больших епархий, которые, тем ни менее, лично принимают каждого просителя. Знаю почтенных митрополитов, которые приезжают в самые глухие села и по 20 километров ходят там крестными ходами с двадцатью старушками… Так что, сравнивать тут нельзя. Но что такая форма организации, в принципе, более удобна, и поэтому большинство наших областей имеют по две-три епархии — это верно.

— Собираетесь ли Вы в вашей епархии, по примеру российских приходов, проводить так называемые «миссионерские литургии», то есть службы, во время которых делаются паузы для объяснения священником последования литургии?

— Литургия — достаточно целостное последование, и «раздирание» ее на куски вызывает у меня много сомнений. Как бы это ни выглядело красиво, не может быть учебно-тренировочной литургии! И когда мы говорим о том, что мы возвращаемся к древней практике, мы говорим совершенно о другом.

Скажем честно, литургия не может превращаться в лекцию. Это все-таки молитва. Нельзя сводить все просто к некому миссионерскому движению. В ней слишком много совершается вне человека. Вот об этом мы забываем.

Да, в некоторых общинах такая практика есть. Но считаю, объяснения можно сделать до или после службы. Если хорошо проповедовать, организовать нормальную систему оглашения перед крещением, «человеческие», в удобное время воскресные школы для взрослых, где бы не просто зачитывался «Закон Божий» Серафима Слободского, а говорилось о чем-то важном-то уверяю, всем все будет понятно.

А рвать литургию на куски — меня, честно говоря, это смущает. Я не спешу это делать.

— Владыка, как проходит Ваш обычный рабочий день?

— Хочу открыть вам стра-а-шную тайну (смеется) — у меня не существует обычных рабочих дней! Потому что все 365 дней года получаются разными. В одном случае я с самого раннего утра еду на какой-нибудь приход, чтобы совершить там Божественную литургию. В другом — только глубокой ночью прилетел откуда-нибудь, и уже утром надо принимать людей. В третьем — какие-то мероприятия…

Но общая канва, понятно, есть: службы, личный прием, административная работа — видите, какая куча бумаг на столе, ее извести просто невозможно, она словно самовосполняется.

Так что, от чего меня Господь избавил — так это от праздности. Тут с этим очень хорошо, я доволен.

— С чем чаще всего приходят люди на личный прием?

— Зачастую люди приходят с важными вопросами об их духовной жизни: как поступить в каком-то случае, какой выбор сделать.

Еще одно — довольно неприятный момент — рассмотрение вопросов относительно церковных браков, которые очень часто у нас распадаются.

И что еще страшнее — прошение относительно отпевания самоубийц. Их великое множество, чуть ли не каждый день. Причем, это касается и 80-летних стариков и 18-летних юношей. И по совершенно безумным поводам.

Можно рассмотреть это чисто административно, но часто люди хотят услышать слово утешения. Было такое, что полтора часа обезумевшей от горя матери объяснял, что Бог есть, и что Он нас любит… Так что это огромная часть той же архиерейской работы.

— Как опыт исследований в геронтологии пригодился в пастырской практике?

— Достаточно большая часть нашей паствы — люди старших возрастов. Но мнение, что церковные люди — только бабушки и дедушки, это штамп, не соответствующий действительности. Сегодня много верующих людей среднего возраста, молодежи.

С одной стороны, опыт общения со стариками научает тому, как правильно общаться с пожилой паствой. А с другой — учит терпению.

— Есть ли возможность создать в епархии при приходах или монастырях дома престарелых?

— К сожалению, у нас не слишком состоятельные приходы и монастыри. А дом престарелых не может делаться по принципу партизанщины. Это серьезнейшая вещь, даже если он будет для 10 стариков и старушек. Там должно быть все на очень высоком уровне. И для приходов, которые еле сводят концы с концами, а таких подавляющее большинство у нас, дом престарелых, к сожалению, сегодня позволить невозможно. Хотя очень хотелось бы этого.

— Ваше Преосвященство, считается, что епископство — серьезное испытание любви к Богу. С какими испытаниями Вам пришлось столкнуться?

— С разными испытаниями, конечно, пришлось столкнуться. Но не надо забывать, что архиерейство — это послушание. И если его воспринимать именно так, то, наверное, и вся тональность отношения к разным испытаниям будет меняться.

Если не искать в епископстве чего-то своего, какой-то славы, наград, денег и всякого такого-то да, это большая ответственность, масса сложностей и много общения.

Но с другой стороны, в каждом служении, а в архиерейском тем более, присутствует Бог. А то служение, в котором присутствует Бог — оно по умолчанию хорошее и радостное. Это как раз то легкое бремя и доброе иго, о котором говорил Христос.

У каждого епископа оно свое. Кому-то Господь дает быть миссионером, кому-то просветителем или совершителем Литургий, кому-то — быть человеком, который щедрой рукой раздает милостыню, или человеком, который устраивает серьезнейшие государственные вопросы и выступает советчиком очень высокопоставленных людей, кому-то — миротворцем.

Собственно, тысячи вариантов служения. Но в любом случае это служение, в котором есть Бог. Это не просто служение ради моей выгоды или еще чего-то. И я вас уверяю — ради Бога оно более чем легкое.

«Монашество — это возможность как можно больше всего оставить и как можно больше быть с Богом»

— В одном из интервью Вы сказали, что 15-летним мальчишкой работали «ведром и шваброй», то есть, санитаром, правильно? Почему решили учиться на стоматолога, а не, к примеру, на хирурга или терапевта?

— На каком-то из сайтов опечатка случилась, и она теперь благополучно повторяется. Санитаром я работал. Но учился — не на стоматолога. Я учился в Полтавском медицинском стоматологическом институте, но на лечебном факультете — на хирурга. Как положено, ходил с первого курса на ночные дежурства, даже немного ассистировал. Но хирургия отнеслась ко мне прохладней, чем я к ней (улыбается).

Получилось так, что когда мне предложили идти в магистратуру, а это был первый набор, решил попробовать. Меня зачислили на кафедру госпитальной терапии. Ну, а потом уже преподавал на кафедре геронтологии (наука о старении, старости, механизмах ее развития) в медицинской академии в Полтаве.

— Ваше Преосвященство, расскажите о себе, почему решили стать иноком? Когда начали задумываться о монашеском пути?

— Мне очень сложно объяснить, почему… Но совершенно однозначно могу сказать, что стал монахом не оттого, что у меня что-то в жизни не получилось. Сейчас это очень популярная такая тема: «Вот, я не состоялся как-то, то, сё, пойду в монахи». Нет. Считаю, что с мирской точки зрения очень даже состоялся. Но все-таки монашество — это возможность как можно больше всего оставить и как можно больше быть с Богом. Для меня, во всяком случае, это так. В монашество идут не «от» чего-то, а «для». Просто, это — мое. И все.

— Как отдыхаете от богослужебных и административных трудов?

— Как все люди — сплю (улыбается). Но на самом деле, смена вида деятельности — это уже отдых. Так что, могу сказать, что отдыхаю практически постоянно. А вообще, для себя считаю отдыхом, хоть это может звучать несколько наигранно, но это правда, — службы. Это то время и место, где ты можешь вполне быть самим собой и уже спокойно перед Богом стоять. Иногда получается в какое-то паломничество поехать.

— И куда любите ездить, есть любимые святые места?

— Само собой — Киево-Печерская Лавра. Еще в студенческие годы делал себе подарки — раз в месяц ехал ночным поездом в Лавру, постою на службе, помолюсь, и уезжаю домой. Нравится очень Троице-Сергиева Лавра, Оптина Пустынь, Дивеево… Вот Дивеево меня просто ошеломило своей надмирностью. Оно здесь, но чувствуется, что на самом деле там какое-то другое измерение, часы, все другое.

Еще очень по-хорошему впечатлил Афон. У нас уже давно говорят, что монашество переживает кризис, это правда. Но то, что видел на Афоне — очень ободрило. Например, когда настоятель русского Пантелеимоновского монастыря архимандрит Иеремия, 97-летний старец, бегает по алтарю и расставляет для священников стульчики… И не напоказ, так как смотрю, что все к этому уже привыкли…

Или пришли как-то в один небольшой монастырь, а там вся братия на послушании, и для приема паломников остался только один. Так вот, видно, что он запыхался, еле бегает. Но он встречает паломников, расселяет их, показывает там все с такой радостью, будто всю жизнь их ждал. Он устал, но весь сияет — послушание несет.

Ну, и естественно, мне очень нравится наш храм в Новой Каховке. Когда я первый раз на службу сюда пришел, некоторые, может, восприняли это как пиар-ход, но я сказал, что приехал не в гости, а чувствую себя здесь дома. Это правда. Хотя и удивительно, ведь всегда считал себя домоседом, и когда меня сюда с одного места на другое перевели уже в другом качестве, то переживал сильно.

— Когда выпадает свободное время, какие книги любите читать?

— Многое нравится из святых отцов, тот же Феофан Затворник, Игнатий Богоносец, Иоанн Кронштадский, авва Дорофей. Из светской литературы могу почитать классику. Поэзию люблю даже больше, чем прозу. Пушкина, Некрасова, Лермонтова, из украинских — Шевченко, Лину Костенко. Но, к сожалению, времени на чтение мало.

— И в заключение, Владыка, что пожелаете читателям?

— Постоянно помнить о том, что они люди, что созданы по образу Божию, и жить достойно этому людскому званию. А все остальное, думаю, Господь устроит даже лучше, чем мы думаем. Жить с Богом, в любви, в человеческом друг к другу отношении — вот это самое главное пожелание.

— Владыка, благодарим Вас за интересный разговор, за Ваши труды в епархии. Желаем Вам крепости сил и помощи Божией.

Беседовала Юлия Слуцкая